Поэма «Золотая свирель»

Поэма, 1966-1968 г. Перевод с балкарского Н. Гребнева

1
Как прежде позволь мне, Кязим,
Приехать к тебе и остаться,
К рукам заскорузлым твоим
Позволь мне щекою прижаться.
В ауле под сенью дерев
Сейчас, предвечерней порою,
Предстать пред тобой, замерев,
Позволь, как пред снежной горою.
Как будто нет смерти, Кязим,
А есть – так придет к нам не скоро.
Давай посидим, поглядим,
Как туча заходит за гору.
Не там, где не видно ни зги,
В соседстве со смертью слепою,
А здесь мы, в аул Безенги,
Поднимемся узкой тропою.
Иль, может быть, спустимся вниз,
Как в ту предвоенную осень.
Ты видишь – опять барбарис,
Желтея, печаль нам приносит.
Мне чудится, старец хромой,
Мы молча стоим у колодца,
Горюем мы вместе с тобой
О тех, кто домой не вернется…
Но нет, у родимых руин
С тобой не стоять нам сутулясь,
Поскольку и есть ты один
Из всех, что домой не вернулись.
Родное селенье в глуши
Теперь без тебя нелюдимо,
Нет в доме твоем ни души,
Нет в печке ни жара, ни дыма.
И только гора, как всегда,
Стоит под папахой из снега
И в речке аульской вода
Белеет от быстрого бега.
Гудит, не смолкая, река,
И в блеске багровом заката
По небу плывут облака,
Как ты им назначил когда-то.
И камни в родимом краю
Молчат, сохраняя, как тайну,
Заветную песню твою,
Что ты прошептал им случайно.
Таят снеговые хребты
С аулом твоим по соседству
Все горе, что пережил ты,
Что ты им оставил в наследство.
И этим хребтам снеговым,
И рекам родимого края,
Как близким соседям твоим,
Я горе свое поверяю.

2
Вот дом твой…
Спасибо судьбе,
Что стены щадит нежилые,
Где раньше являлись тебе
Счастливые сны и дурные.
Вот здесь ты твердил по ночам
В печали рожденное слово,
Ты здесь говорил сыновьям:
«Не жаждайте хлеба чужого!»
Отсюда и радость и гнев
В стихах вылетали, как птицы,
Чтоб после, весь край облетев,
В родное гнездо возвратиться.
Под балками этих стропил,
Под шорох метели иль бури
В печальный свой день ты сложил
Сказанье о раненом туре.
Отсюда полвека назад
В годину народных восстаний,
Твой первенец, сын Мухаммад,
Ушел и погиб в Дагестане.
Гонец, что в ночи прискакал
С известьем о смерти героя,
Не в эту ли дверь постучал
Нагайкою, сложенной вдвое?
Хоть ты это горе давно
Слезами излил и стихами,
Но горе есть горе, оно
Свой цвет не меняет с годами.
Ты знал ли, что станет твой стих,
Рожденный под нищенским кровом,
Для внуков ученых твоих
Великим, пророческим словом,
Что минет тьма тьмущая дней
И ныне студентки-горянки
Заплачут над песней твоей
О горе безвестной крестьянки?
…Остыл в этом доме очаг,
А раньше здесь всякое было.
Бывали здесь горе и враг,
Бесчестье сюда не входило.
Ты здесь, престарелый поэт,
О том сокрушался, бывало,
Что много в Балкарии бед,
А света и радости мало.
Ты песни слагал, хоть привык,
Что в этой глуши, в этой дали
В твой век не печатали книг
И грамоты люди не знали.
Но строки твои, чародей,
Чтоб тысячу крат повториться
Печатались в сердце людей,
Как наши на книжных страницах.