Поэма «Золотая свирель» - Страница 4

7
К разлукам привык ты, Кязим,
Ты знал на веку испытанья.
С Балкарией – краем родным –
Случались тебе расставанья.
Но даже в далеком краю,
В степи ль аравийской, в Дамаске,
Ты думал про землю свою,
Грустил по ущельям кавказским.
У дальних низин или скал,
Встречая юнцов или старцев,
В глазах бедняков ты читал
Боль, схожую с болью балкарцев.
Ты видел на свете одно:
В почете богатство и сила,
А бедному всюду темно,
Как солнце над ним не светило!
Павлины и пальмы – все прах,
Что толку от синего моря,
Когда на его берегах
Гнездится неправда и горе?
Где силу такую сыскать,
Чтоб жизнь на земле повернула,
Чтоб сильный на слабого кладь
Не мог бы валить, как на мула!
Аллаха молил ты в пути:
«Пусть будет дорога короче,
Хоть в камень меня преврати,
Но в край возврати меня отчий!»
Изгнанник, ты камнем не стал,
Вернувшись в родные долины,
Чью глину от века считал
Дороже, чем злато чужбины.
В чужой стороне не слышны
Кавказские громы весною,
И ливни родной стороны
Теперь не шуршат над тобою.
И если в свой час Азраил
Придет за моими костями,
Как много безвестных могил
И пажитей ляжет меж нами?
Ужель не заслуживал ты,
Иль нету на родине милой
Ни камня для скорбной плиты,
Ни места для скромной могилы?
Не встали надгробьем твоим,
Великим и нерукотворным,
Луна над хребтом снеговым,
Скала над селением горным…

8
Учитель, как в бытность твою,
В горах повторяется эхо.
И осень в родимом краю
Гуляет с мешками орехов.
И я на закат и зарю,
На горы и свет за горами
Сегодня влюблено смотрю
Не только своими глазами.
Теперь за себя и тебя
Гляжу я на отчее небо,
Земле за тебя и себя
Желаю покоя и хлеба.
С далекой летит стороны
Твой голос к родимому краю:
– Я умер во время войны.
Что было потом, я не знаю.
Война отшумела ль?
– Давно!
– Тревожно ли в мире?
– Бывает!
– Есть счастье на свете?
– Полно!
– А горе?
– И горя хватает!
– Потоки текут ли?
– Текут!
– А хлебы пекутся?
– Пекутся!
– Деревья цветут ли?
– Цветут!
– А песни поются?
– Поются!
– Давно я не слышал шагов
Ничьих над своею могилой,
Где дети моих земляков,
Где внуки?
– На родине милой!

9
Все было в родимых горах,
Века наших гор не жалели.
Огонь остывал в очагах,
А сакли и пашни горели.
Звенел здесь проклятый металл,
Свои утверждаю законы.
А горец, то пел, то пахал
Сохой каменистые склоны.
Здесь слышали песню и зов,
Молитву и посвист металла,
Но лучше Кязимовских слов
Земля ничего не слыхала.
Учитель мой, слово твое –
Земли нашей древней частица,
Клонящийся колос ее,
Подсолнух, что к солнцу стремиться.
Я слово твое ощущал,
Как неба бескрайние дали.
Пожар на земле полыхал,
А дали небес не сгорали.
Я вещее слово берег,
Как острый всегда и нержавый,
Блестящий на солнце клинок,
Для битвы откованный правой.
Я к слову свой взгляд устремлял,
Как к звездам родимого неба,
Я слово к груди прижимал,
Как пайку военного хлеба.
Я слово твое, о Кязим,
Молитвенно трогал руками
И вновь обретал вместе с ним
Надежду, как раненый камень.
Я ныне касаюсь рукой
Его, как цветка полевого,
И мне возвращает покой
Твое первозданное слово.
Я так прикасаюсь к словам
Твоим дорогим, хоть обычным,
Как ты прикасался лишь сам
К земле и колосьям пшеничным!